…х, что вообще существуют на земле. Я прожила с ним со своих восьми месяцев до десяти лет. Но общались мы всю жизнь: во-первых, из-за Настеньки, моей сестры и его с моей мамой дочери, во-вторых, из-за того, что жил он на Ордынке, в одном дворе с моим папой и бабушкой.
Он был бесконечно добрым человеком. Строгим, конечно, - заставлял меня переписывать сочинения, чтобы почерк красивым был. Помню, как подарил мне велосипед "Кама", который считался очень крутым. А потом вышел во двор, увидел, что его моет моя подруга Алена, а я просто смотрю, и сказал, что велосипед теперь надо отдать ей. Я ужасно расстроилась тогда. Понятно, что "Каму" никто на самом деле не забрал, и на нем все равно катался весь двор. Но воспитательная мера подействовала.
Последний раз я с ним виделась в гостях у мамы, Миры Валерьяновны, в этом году. Приехали к ней и к Насте домой, совсем недавно - просто собрались семейкой. И все было хорошо..."

Выдержка из книги Юнгвальд-Хилькевича "За кадром"

"АРАМИС
Арамис выглядел страшным сердцеедом, но всю жизнь любил одну женщину. Будучи ханжой, Арамис придумал себе такой имидж, чтобы скрыть истинные чувства. В результате Камилла де Буа Треси родила от Атоса виконта де Бражелона. В мужской одежде она случайно встретилась с Атосом и, приняв его за священника, решила соблазнить. Атос не возражал. Оба были инкогнито. Спустя положенное время она родила. Ее изгоняли из Парижа, ее притесняли, а она снова и снова возвращалась. Камилла де Буа Треси — вот что было вышито на платочке, который подобрал д'Артаньян. И Арамис вызвал д'Артаньяна на дуэль, потому что его любовь была страшной тайной.
Игорёк Старыгин, такой удивительный, такой молчаливый иезуит, симпатичный, в которого влюбляются женщины, хихикающий в свои бархатные усики, такой тонконогий, такой вроде бы всегда ни при чем. «Тут что-то было? Не знаю. Я здесь — случайно».
У Игоря была одна привычка. После того как он выпивал хотя бы двести граммов, он ко всем в кадре обращался — не д'Артаньян, или Портос, или Атос, но только — Арамис. Он не нуждался в поисках «зерна» роли. Это «зерно» было его сущностью.
Старыгина на роль Арамиса мне порекомендовал кто-то из актёров. Правда, озвучивал свою роль не он, а Игорь Ясулович. Переозвучивали мы с разрешения Старыгина. У Старыгина небольшой дефект речи, даже приятный в жизни, но в фильме этого не должно было быть. Ведь Арамис — совершенство, «рафинэ». Они с Ясуловичем побеседовали. И на озвучании их тембр почти совпал. Ясулович Игорю специально подражал. И получился вот такой персонаж. "

В жизни Игоря Старыгина были звездные роли, народная любовь и награды. А еще в его жизни были женщины, которых Игорь Владимирович очень любил, которым был верен. Сегодня, на девятый день после смерти знаменитого актера, о нем вспоминают его вторая жена — Мира Ардова и последняя — Екатерина Табашникова.
Мира АРДОВА: “Я играла в него, как в куклы”

— Мы вместе начали жить в 72-м году, расстались в 80-м. Мы с Игорем играли в ТЮЗе, там и познакомились. Однажды, когда вместе вышли из театра, я увидела, как его встречает толпа поклонниц. Это было как раз после фильма “Доживем до понедельника”. И он сказал тогда: “Да я могу сейчас уговорить пойти со мной любую из них”, а я подумала: “Эх, попался бы ты мне, я б тебе кузькину мать показала”. Но попалась-то я сама. Через некоторое время мы с ним встретились совершенно случайно в подземном переходе метро “Пушкинская”. Лето, я замужем, беременна. А он лысый, снимался тогда в фильме “Обвиняется в убийстве”. Мы поговорили, что-то пообсуждали, а расстаться не можем. Тут я глубоко задумалась. А дальше стала играть в него, как в куклы. Мне было полгода, когда мой папа ушел на фронт и не вернулся, и я все время играла в возвращение папы. Такая была у меня мечта. Вот так же я стала играть во взаимоотношения с Игорем Владимировичем. Потом родилась недоношенная шестимесячная Анна. Она лежала в отделении для недоношенных, а я толстела дома, потому что нужно было носить туда грудное молоко. Единственным человеком, который в это время в театре меня поддержал, был Игорь Владимирович. И все, мы оба поняли, что обречены жить друг для друга. Мы выдерживали давление со всех сторон. Представляете, что такое для мамы Игоря женщина, которая старше его на 6 лет, с двумя детьми. А вот бабуля его была к нам снисходительна.

Мой муж и его семья обожали меня, и я их, но потом они и Игоря обожали, когда мы уже вдвоем к ним приходили. Они, как ни странно, были на моей стороне. Но справиться молодому, красивому, известному человеку с таким количеством женщин было просто невозможно. Из-за этого и закончился наш союз. Он не был инициатором расставания, это я ему объясняла: “Если бы было у меня две жизни, я бы одну бросила к твоим ногам и переждала, пока ты перебесишься. Но жизнь у меня одна и трое детей (у нас с Игорем родилась дочка Настя). И я больше так не могу”. Тогда я еще сказала: “Гошка, знаешь, как ты будешь жалеть об этом времени?” “Да, — ответил Игорь, — но ты об этом не узнаешь”.

Мы с ним встретились еще раз где-то в конце 90-х. Он был в ужасном состоянии. Мало того, что его мучил атеросклероз (он был перерезан во всех местах), еще Игорь находился в совершеннейшей депрессии. Он не хотел жить, работать, он ничего не хотел. Я тоже была не в очень хорошем душевном и моральном состоянии. Мы немножко помогли вытянуться из этой пропасти друг другу. Но уже было понятно, что время ушло. Я к нему относилась как к больному ребенку. Но так было всегда. Он был настолько не приспособленный к жизни человек — гвоздя вбить не мог, яишенку поджарить. Оттого чувство вины у меня было в течение всех этих лет, что мы расстались: будто я бросила кутенка неизвестно куда, и где-то он там барахтается. Я каждой его новой женщине радовалась, но все у него с ними как-то не складывалось, пока не появилась Катя. Вот тогда наступила для него нормальная спокойная жизнь. Он стал веселеньким, ухоженным. И если бы не Катя, он бы умер намного раньше. Это счастье, что она появилась.

Екатерина ТАБАШНИКОВА: “Когда мы познакомились, у него был выбор. Но выбрал
он меня”

— Мы стали жить вместе с 2000 года. Я редактор фотоотдела газеты “Собеседник”. В первый раз мы встретились в метро “Савеловская”, я отдала ему фото и ушла. Потом прошло года три, я случайно его увидела в Театре эстрады на вечере Шифрина. Думаю: надо подойти, может, даст нам интервью. Как ни странно, он согласился. Потом опять встретились по работе в кафе. Это было летом, ему тогда как раз 55 исполнилось. Он приехал после “Кинотавра” какой-то очень злой, разбитый, в плохом душевном состоянии. Разговорились, он как-то помягчел. Стали созваниваться, потом встречаться. Он пригласил меня в гости, и закрутился роман. У него был миллион девчонок начиная со школы. Единственная, кого он добивался, это Мира Ардова. Остальные перед ним просто штабелями падали. Даже когда мы познакомились, у него был выбор. Но выбрал он меня.

Практически он был нищим. Снимался редко, вот и не было денег. Однажды его позвали играть в фильме “24 часа”. За это ему прилично заплатили, что позволило какое-то время существовать. Когда я стала приходить к нему, расходы взяла на себя. Он все говорил: “Ничего, я еще снимусь, заработаю, будем жить на мои”. И вот как-то утром я уходила на работу, а он мне дает ключ и говорит: “Сделай себе дубликат, приходи ко мне и оставайся”. Расписались мы 30 декабря 2006 года. Это был мой самый счастливый день. И еще нам было вместе очень хорошо, когда мы отметили его 60-летие. Как-то было тепло, непафосно.

Поначалу с ним было очень тяжело жить. Характер непростой, а еще у него была ужасная бессонница. Ночью он включал свет, садился и смотрел телевизор. Я ему даже спутниковую тарелку купила. Ну еще ходил по своим друганам возле “Новокузнецкой” — потрепаться, выпить. Его приятели — простые ребята: водитель, часовой мастер, фотограф. Потом потихонечку я его от бессонницы излечила, он стал успокаиваться. Еще я понимала, что у него была злость на предыдущих женщин. Но вот шаг за шагом уходило ожесточение, сон мы наладили, он хотя бы стал высыпаться. Потом Игорь стал лучше себя чувствовать, пить витамины. Каждый год ложился в больницу чистить сосуды. Перестали так болеть ноги. И как-то он сказал мне: “Хочу, чтобы ты была со мной до последних дней и чтобы меня похоронила”.

Счастливых моментов в нашей жизни было не так много. К сожалению, они случались утром, когда мне надо было идти на работу. Вдруг он просыпался в хорошем настроении и начинал петь.

В последние годы Игорь несколько раз снялся в сериалах, появились какие-то деньги. Но он мне все до копеечки отдавал. Потом еще стал получать деньги, играя в антрепризах, полюбил шопинг. Ни в какие бутики, конечно же, не ходил, но у нас на рынке Новокузнецком стал завсегдатаем. Приходил туда один — купался в собственной славе. Покупал рубашки, пиджачки, джинсики. Он же был абсолютный франт, пижон, нарцисс.

Это случилось в воскресенье. Я уже встала, готовила. Посмотрела в комнату: Игорь лежит, спит. Ну спит, так спит. Потом думаю: что-то он долго не встает. У Игоря так бывало, когда давление подскакивало. Я зашла, он глаза открыл: сейчас буду вставать. Я опять на кухню. Когда вернулась, вижу, он в кресле лежит, наклонившись налево. Я сразу поняла — инсульт. Он говорил: подними меня. Цеплялся за шею. Я вызвала “скорую”. Его сразу положили в реанимацию.

На следующий день после инсульта Игорь должен был вести занятия в Театральном институте на курсе, который он сам набрал. Когда я была у Игоря в реанимации, он спросил: “Ты меня отвезешь на занятия?” Он об этом думал, это держало его все время. Но становилось все хуже. Заведующая реанимацией сказала мне: “Будьте готовы ко всему в любой момент”. Последний раз живым я видела Игоря 29 октября. Громко говорить он не мог, только шевелил губами, кивал, моргал глазами. Все понимал. Я сказала ему: “Я люблю тебя. А ты?” А он мне: “Я тебя обожаю”. Это были последние его слова.

P.S. Екатерина Табашникова выражает искреннюю благодарность врачам и медсестрам нейрореанимации 31-й больницы, которые ухаживали за Игорем Владимировичем. А также Гильдии актеров кино России, Союзу кинематографистов и лично Никите Михалкову за помощь в организации похорон.